Сергей Шаргунов |Катаев. Погоня за вечной весной|
Сергей Шаргунов
«Катаев. Погоня за вечной весной»
|биография, 2017|
Весну печатью ледяной
Скрепили поздние морозы.
Но пахнет воздух молодой
Лимонным запахом мимозы.
И я по-зимнему бегу,
Дыша на руки без перчаток,
Туда, где блещет на снегу
Весны стеклянный отпечаток.
В. Катаев
«Кто я? Что есть жизнь моя?», — уверена, что этими вопросами, почти риторического контекста, периодически изматывает себя каждый из нас. И… находит ответы, или не находит, или позволяет себе «подумать об этом завтра». В любом случае, эти вопросы для человеческого индивидуума бессмертны (в отличие от него самого) на протяжении всего существования нашей цивилизации. Они звучали, звучат и будут звучать, пока живо наше стремление познать себя в этом мире. Но, как быть с теми, кто задаётся этими вопросами о нас? И особенно тогда, когда нас уже здесь нет?
Принято считать, что родоначальником биографического жанра в литературе является древнегреческий писатель и философ Плутарх (45 – 127), который был отчаянно смел в стремлении не просто рассказать (и тем самым, увековечить) истории жизни славных современников, но ещё и сравнить их. Да-да, именно так. «Сравнительные жизнеописания славных мужей», написанные им в период с 96 по 120 годы, станут впоследствии не только великим наследием человеческой цивилизации, но и поводом к размышлениям его потомков о собственных историях. В предисловии к жизнеописанию Луция Эмилия Павла Македонского писатель-биограф Плутарх делится с нами: «мне случилось начать работу над этими жизнеописаниями, выполняя чужую просьбу, но продолжать её — и притом с большой любовью — уже для себя самого: глядя в историю, словно в зеркало, я стараюсь изменить к лучшему собственную жизнь и устроить её по примеру тех, о чьих доблестях рассказываю. Всего более это напоминает постоянное и близкое общение: благодаря истории мы точно принимаем каждого из великих людей в своём доме, как дорогого гостя, узнаем, «кто он и что», и выбираем из его подвигов самые значительные и прекрасные. Что до меня, то, прилежно изучая историю и занимаясь своими писаниями, я приучаю себя постоянно хранить в душе память о самых лучших и знаменитых людях, а все дурное, порочное и низкое, что неизбежно навязывается нам при общении с окружающими, отталкивать и отвергать, спокойно и радостно устремляя свои мысли к достойнейшим из образцов…».
И Плутарх продолжает исследовать схожие, по его мнению, истории жизни славных греков и римлян: изучать их духовные особенности; развитие личностей в определенных условиях; и, конечно, отличия нравов и характеров. Благодаря ему через века до нашего общества доходят биографии Тесея и Ромула, Ликурга и Нумы, Алкивиада и Кориолана, Аристида и Катона Старшего, Пирра и Мария, Лизандра и Суллы, и многих других. В общей сложности, двадцать два парных исследования и несколько индивидуальных. Таким образом, «Плутарховы сравнительные жизнеописания славных мужей» — это не что иное для нас, как отправная точка в Мир, где мы будем познаны другими. В Мир, где наши имена и деяния станут навеки частью Летописи цивилизации мыслящих людей.
Что же касается современного понимания биографии как научно-художественного жанра литературы, то мне очень близки рассуждения доктора филологических наук Алексея Холикова, которыми он делится в статье «Писательская биография: жанр без правил»:
«…Кажется, само понятие жанра обрекает автора на следование (если не сказать — подчинение) определенным принципам порождения текста. Но что делать, если текстом становится жизнь — эта, по определению Шекспира, «странствующая тень», свободная и непредсказуемая в своем движении? Можно ли изготовить зеркало, в котором она отразится, не искривившись? А главное — кто отважится на такую работу? Видимо, тот, для кого чужая жизнь представляет не меньший, а может быть, и больший интерес, чем своя собственная. Имя ему — Биограф. Со времен Плутарха биография является «слабо конституированным» жанром, который «обнимает собою сочинения различных жанров». Прав был С. Аверинцев: «Попытка отыскать непреложные законы и четкие границы подобного жанра обречена на неудачу». Тем не менее, можно говорить о наличии устойчивых признаков биографического жанра наряду с ведущей особенностью — стремлением третьего лица (в отличие от автобиографии) воссоздать словесными средствами целостный процесс становления и развития личности. Определить сущность биографии писателя в его «чистом» виде невозможно. Но, думаю, не будет заблуждением под биографией писателя понимать один из способов познания и реконструкции творческой личности в её становлении и развитии. Разумеется, личность не может развиваться изолированно. И хороший биограф, будучи в известном смысле художником, с одной стороны, должен владеть приемом «репрезентативного портрета», окружая своего героя предметами и атрибутами, помогающими раскрыть его образ. А с другой стороны, биография — это еще и коллективный портрет. При этом личность писателя не должна потеряться на общем фоне, среди прочих лиц. Труд Биографа тяжел и ответственен. Чем пристальнее всматриваешься в лица, отразившиеся в зеркалах современных жизнеописаний, тем яснее проглядывает мысль: биография за свою многовековую историю проделала большой путь и уже не может считаться «жанром легковесным и недостаточно почтенным»…».
Сегодня я расскажу вам о книге, которая в полной мере соответствует моим представлениям о литературном жанре — биография. В прошлом году писатель Сергей Шаргунов опубликовал биографию известного в России писателя — Валентина Петровича Катаева (1897—1986). На вопрос – почему Катаев? – Сергей Шаргунов отвечает очень откровенно в предисловии к его биографии. Приведу лишь некоторые высказывания:
«...Почему первоклассный писатель забыт? Вопрос. Или подзабыт?.. Все равно — вопрос. Литература-то бесспорная. Во всей советской прозе, на мой взгляд, катаевская была самой яркой и зрелищной. А пребывание его имени в траве забвенья для меня очевидность и несправедливость. Нет, конечно, не забыли окончательно. Для «широкого читателя» есть еще «Сын полка» и «Белеет парус одинокий». В «просвещенных кругах» то и дело помянут «Алмазный мой венец» и «Уже написан Вертер», и покривятся по поводу «репутации». И всё это неправильно, не так, всё это нечестно по отношению к большому дару. Катаев — прирожденный художник. Родился рисовать — словами. Эта книга, прежде всего — картина его жизни (но проза будет переплетаться с жизнью, уж никуда не денешься). В советское время о Катаеве не вышло ни одной полнокровной и тем более откровенной книги, а после смерти, случившейся в самом начале перестройки, за вычетом статей, блогов и любительских пасквилей, не появилось вообще ни одной подробной биографии. Поэтому здесь не только личное отношение, но и попытка тщательного исследования. И все же мотив писать о нём — любовь к написанному им. Я решил воссоздать течение его жизни, чтобы вы погрузились в неё, но и чтобы вы перечитали Катаева. Или прочитали…».
Признаюсь вам сразу: я была настроена очень скептически. Катаев? Вы шутите? Кроме ассоциативного ряда «Сын полка» и «Парус…», никаких эмоций у меня не возникало до того момента, пока я не прочла содержание книги. И, словно ударами колокола, во мне зазвучал двадцатый век именами — Бунин, Хлебников, Маяковский, Мандельштам, Булгаков, Есенин, Ильф и Петров, Алексей Толстой, Солженицын… И я поняла – я прочту эту книгу! Я её обязательно прочту.
Из аннотации к биографии «Катаев. В погоне за вечной весной»:
«…В книге представлена первая подробная биография выдающегося прозаика и поэта, тонкого мастера слова Валентина Петровича Катаева (1897—1986), лишенная идеологической предвзятости. Немногие знают, что писатель происходил из старинного священнического рода, среди его близких родственников были архиепископы — новомученики. Герой Соцтруда Катаев был в свое время белым офицером, учеником Бунина, сидел в расстрельном подвале Одесской губчека… Писателю Сергею Шаргунову, опиравшемуся на воспоминания, архивные документы, мемуарную и биографическую литературу, блестяще удалось воссоздать непростую, отчасти таинственную, тесно сплетенную с литературным творчеством жизнь Валентина Катаева — сложного и противоречивого человека, глубоко вовлеченного в исторические события ХХ века…»
А потом были открытия. Мои открытия. Невозможно рассказать обо всех, но теми, что меня потрясли более всего, я поделюсь. Прежде всего, я увидела Человека. Не писателя Валентина Катаева, а личность — обладающую недюжинным талантом поэта, прозаика, друга и мецената по продвижению одарённых писателей и поэтов, и проживающую удивительную (и временами, очень страшную) жизнь. Исследователь Сергей Шаргунов при этом, словно остается за кадром, я почти не расслышала его литературную любовь к писателю Катаеву (которая, безусловно, имеет место быть), а это дорогого стоит. Он старается, благодаря возможностям, которые даёт ему само время двадцать первого века (технологии, архивы, переписка, очевидцы событий и прочее), быть предельно объективным. И ему настолько недостаточно одной версии происходившего где-то там и с кем-то там, что перед вами это событие разворачивается с нескольких ракурсов. И вы сами делаете выводы. Вы сами принимаете решение — с кем вы там и как вам оно?
О личностях. Михаил Афанасьевич Булгаков. Оказывается, Валентин Катаев был очень дружен с писателем, ласково называя его Мишунчик. И даже был влюблён в его сестру. Но именно Михаил Булгаков расстроил возможное счастье искренне любящих друг друга — Вали и Лели (Елены Афанасьевны Булгаковой). Причина банальна, но так не стыкуется сама по себе у меня с образом человека и писателя Булгакова: отсутствие определенного благосостояния Катаева. Представляете? Про предъявленный список Булгакова того, что ему нужно было бы иметь, чтобы жениться на Леле, вы прочтете сами. И удивитесь, как и я (особо, конечно, 10 золотым десяткам). А известнейший в России тандем писателей — Ильф и Петров. Кто их не читал? Но знаете ли вы, что Евгений Петров — это не кто иной, как Евгений Петрович Катаев (1903—1942), младший брат писателя. И сам тандем-то исключительная заслуга Валентина Катаева, ведь, если бы не его влияние на определённые события, то не видать нам «12 стульев» и гениальнейшего Остапа Бендера, как того самого «ключа от квартиры, где деньги лежат». И, наконец, Иван Алексеевич Бунин. История: учитель — ученик. Катаев писал о нём: «Бунин учил меня видеть, слышать, нюхать, осязать…», а самому Бунину: «Дорогой учитель Иван Алексеевич!». Бунин же считал Валентина Петровича «способным и одарённым поэтом». Подумать только, какие личности! А сколько ещё их там, рядом и по пути с Валентином Петровичем Катаевым? И подумать только, какое время! Погоня за открытиями двадцатого века — вот, чем для меня стала биография Сергея Шаргунова «Катаев. Погоня за вечной весной». Саму книгу я уже сдала в библиотеку, но для собственной заказала её в магазине. Пусть присоединится на одной из полочек к уже любимым биографиям: «Андрей Тарковский» Виктора Филимонова, «Тринадцатый апостол. Маяковский. Трагедия-буфф в шести действиях» Дмитрия Быкова и «Альбер Камю. Роман. Философия. Жизнь» Сергея Фокина.
Да, и самое главное — по-моему, Катаев всё-таки догнал свою весну!
Пусть и в 2017 году, но она наступила…
P.S: Весна. Лето ли...
Друзья, я просто желаю вам удивительных открытий и хорошего чтения в любое время года! И по-прежнему, автору самого интересного комментария к выпуску ЛГ в Альбоме — 25 серебряных монет (спасибо за них меценатам Литературной Гостиной!).
11.07.2018 г.
